Российская нефтянка потеряла интерес к месторождениям

На совещании, посвященном системе управления фондом недр, вице-премьер Дмитрий Патрушев поручил профильным ведомствам провести аудит ранее выданных лицензий на пользование недрами и актуализировать систему мониторинга, чтобы выявить нарушения.

На мероприятии особое внимание было выделено работе со «спящими» лицензиями. Под этим термином понимается невыполнение обязательств компаниями, которые под разными предлогами в течение длительного времени не приступают к разработке месторождений. С сентября размер ставки для продления лицензий становится кратно больше — в первый год вдвое, во второй — в десять раз, а в третий и последующие годы — в сотню раз.

Автор телеграм-канала «Нефтегазовый Мир» Сергей Ветчинин в разговоре с «СП» объяснил, почему в России остаются «спящие» лицензии.

— Для нефтегазовых компаний не созданы условия и нет стимулов для того, чтобы они осваивали месторождения по «спящим» лицензиям.

Это в том числе связано с высокой ключевой ставкой. Компании не имеют возможности привлекать стороннее финансирование, и они в основном финансируют все свои работы за собственные средства. Если прибыль есть, то ее сразу направляют на развитие новых месторождений, но если ее нет, то развитие тормозится и освоение новых месторождений откладывается на будущее.

«СП»: Какие условия должны быть созданы для нефтегазовых компаний?

— Все упирается преимущественно в финансы. За невыполнение лицензии предусмотрены штрафы и другие санкции — вплоть до отзыва лицензии. Если недропользователь знает про эти санкции, и тем не менее продолжает по этим лицензиям «спать», значит, у него нет средств чтобы «бодрствовать», чтобы реализовывать свое право на пользование недрами.

Вопрос добычи нефти у нас неразрывно связаны и с распределением доходов от ее продажи — такова специфика рссийской экномики. И здесь тоже есть серьезные вопросы.

На совещании Патрушев подчеркивал, что добыча сырья формирует порядка 40% доходов консолидированного бюджет и поэтому государственная политика должна обеспечивать эффективное управление сырьевой базой. Вопрос эффективности применения средств, полученных за экспорт ресурсов, неоднократно поднимается среди политиков.

«СП» уже писала о том, как член комитета по государственному строительству и законодательству Госдумы Анжелика Глазкова (фракция КПРФ) внесла законопроект о создании Фонда социальной справедливости, который будет перераспределять в пользу россиян часть доходов от экспорта ресурсов, в том числе нефти и газа.

Сергей Ветчинин объяснил, что сейчас на фоне роста налогообложения, в частности, на нефтегазовый комплекс, не получится напрямую передавать средства гражданам.

— Если мы начнем у компаний требовать отчисления даже в самые лучшие фонды и с самыми лучшими целями, то у бизнеса останется меньше средств в «кубышке» после вычета налогов и других отчислений.

Если запасы средств у нефтегазовых предприятий будут мизерными, то «спящих» лицензий будет появляться все больше и больше, а на развитие ничего не останется. В такой ситуации компании нефтегазового сектора будут вынуждены при совсем уж неблагоприятных обстоятельствах даже сворачивать свою деятельность.

«СП»: Правда ли, что сейчас нефтегазовым компаниям приходится все больше вести добычу на месторождениях с трудноизвлекаемыми запасами (ТрИЗ)?

— Не то что приходится, но других фактически не остается. При трудной для отрасли ситуации с налогами те запасы, которые считались ранее относительно простыми для освоения и для которых были отработаны все технологии, фактически уже сами становятся ТрИЗами (утвержденного определения этого термина до сих пор нет), поскольку при их реализации тяжело получить хоть какую-то прибыль.

В августе главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин говорил, что за 2019−2023 годы налоговая нагрузка в нефтяной отрасли составила 75%, а в газовой — 62%, при том, что в горнорудной и металлургической отрасли — 35%, а в банковском секторе — 27%. Если и дальше повышать сборы с нефтегазовой отрасли в различные фонды, то число ТрИЗов будет только расти.

Сейчас открываются преимущественно очень малые нефтяные месторождения (менее 1 млн тонн извлекаемых запасов). Для ВИНКов они нерентабельны, такие компании настроены на работу с более крупными месторождениями.

Если такие месторождения расположены на площади компактно, то тогда еще можно наладить общую инфраструктуру и сделать извлечение нефти из этих месторождений рентабельным. А если они разбросаны, то их не будут разрабатывать даже если ранее была получена лицензия, так как проще платить штрафы.

На более мелкие компании приходится еще более существенная налоговая нагрузка, до 80−85%, поэтому вероятность появления «спящих» лицензий у них еще больше.

Поэтому в России вряд ли получится эффективно наладить работу фонда, который будет напрямую перераспределять средства, полученные за экспорт нефти и газа.

Доктор экономических наук, главный научный сотрудник Института экономики РАН Игорь Николаев обратил внимание, что пример Аляски, в которой Постоянный фонд штата ежегодно выплачивает жителям деньги за счет доходов от поставок нефти и горнодобывающей промышленность (в 2024 году сумма выплат составила примерно $1,7 тыс.), не доказывает пользу обсуждаемого подхода.

— Как это ни парадоксально, особых благ или стимула к более высокому и динамичному экономическому развитию создание таких механизмов не дает.

Несмотря на достаточно существенный объем выплат каждому жителю штата, Аляска сейчас все равно проигрывает по уровню ВВП на душу населения округу Колумбия и 7 штатам, в том числе Нью-Йорку, Массачусетсу, Калифорнии и Северной Дакоте (в последнем штате при сопоставимом ВВП и населении экономическая ситуация даже чуть лучше, чем на Аляске, несмотря на отсутствие базового дохода от продажи ресурсов — «СП»).

«СП»: Возможно ли создание такого фонда в России?

— Вряд ли это получится, в том числе и потом что государство не захочет создавать механизмы, которые будут менее контролируемыми по сравнению с текущими. Российские компании платят НДПИ, налог на прибыль, рентные платежи, которые по большей части идут в федеральный бюджет. Эти деньги распределяются и для реализации социальных целей, в том числе они идут в Социальный фонд. Просто потоки идут непрямым путем, но тем не менее перераспределение идет в пользу граждан.

Можно спорить, и, наверное, не без оснований, насколько такое распределение является справедливым, но оно уже существует. И этот механизм более контролируемый со стороны властей. Для организации нового фонда придется создавать общественные наблюдательные советы, другие контрольные механизмы, это невыгодно.

«СП»: Даже если речь будет идти о точечных проектах и поддержки отдельных групп граждан?

— Точечные проекты должны еще и быть согласованы с налоговой системой. Налоги не могут быть «окрашены», то есть когда они выплачиваются под определенные нужды. Все идет в «общий котел».

В последние годы появились прецеденты отхода от базового налогового принципа. К примеру, с 2021 года, когда был введен первый этап прогрессивной шкалы налогообложения, и для россиян с доходом свыше 5 млн руб. в год ставка НДФЛ была повышена с 13 до 15%, полученные благодаря реформе деньги направляются на лечение детей с редкими заболеваниями.

Но более масштабное «окрашивание» налогов может разрушить всю налоговую систему. Сейчас она перераспределяет средства согласно правилам бюджетного процесса через утверждение соответствующих законов, и это работает.

«СП»: Государственный пенсионный фонд Норвегии и Суверенный фонд благосостояния в ОАЭ оказывают поддержку своим гражданам. Можно ли брать с них пример?

— Эти фонды отличаются от кейса с Постоянным фондом Аляски, который напрямую переводит доходы от экспорта ресурсов жителям. Такие фонды являются скорее аналогами нашего ФНБ. Деньги из них напрямую не отправляются всем гражданам в качестве базового безусловного дохода. Норвежский и дубайский фонды инвестируют на рынке и сами зарабатывают хорошие деньги, что является хорошим фундаментом для бюджетной системы этих стран.

Источник