Новости сегодня Последние новости: Актуальные новости России.
Сцена из спектакля.
тестовый баннер под заглавное изображение
«В могилу меня вкопает советская ваша власть…» Эту фразу героиня пьесы Владимира Маяковского «Клоп» мадам Ренессанс произносит, когда видит, что купленная ею в магазине селедка на целый хвост меньше, чем у лотошника на рынке. В либретто Кима и Дашкевича фраза приобрела более диссидентские акценты: героиня адресует ее милиционеру, отнимающему у нее патент на парикмахерский бизнес. В спектакле Театра Моссовета притеснение нэпманши и вовсе осуществляется на фоне устрашающего, горящего нестерпимым алым цветом серпа и молота, единственного внятного элемента скудной сценографии. «Съезжалися к загсу трамваи, там красная свадьба была, жених был во всей прозодежде, из блузы торчал профбилет» — эта крылатая фраза Маяковского явно окрылила постановщиков и направила их фантазию в нужное цветовое русло. Агрессивным красным цветом залита вся сцена — создатели спектакля метафорично закрывают ее от зрителя жестким пожарным занавесом. Однако догадаться, что пошлый мир Олега Баяна и Пьера Скрипкина должен запылать огнем, не сможет даже тот, кто прекрасно знаком с идеей авторов пьесы и оперы.
Спектакль решен в жанре… нет, вовсе не фолк-оперы, как того хотел композитор. А в жанре циркового пластического фарса. В том, что написал Дашкевич, очень мало разговорных эпизодов. Почти все сцены, диалоги, реплики решены музыкально — не зря автор назвал свое детище оперой. Музыкальная концепция включает самые разнообразные бытовые жанры: марш, танго, фокстрот. Отдельная роль — у «народных жанров»: частушки, цыганочка, блатная песня, страдания, плач. Дашкевич того периода, когда был написан «Клоп» (композитор начал писать его 60 лет назад, звездный период первого спектакля, поставленного Олегом Кудряшовым, пришелся на конец 80-х — начало 90-х годов), сильно тяготел к подобным стилизациям. Знакомы они всем по его знаменитому «Бумбарашу», которого ставили неоднократно и даже экранизировали.
Инструментовка сделана очень симпатично — небольшой ансамбль размещен в ложе. Но с первой сцены что-то пошло не так. Оркестр играет нечто свое, а артисты свое — кривляясь, выкрикивая реплики надсадными голосами, нестройно пытаясь петь хором, беспрерывно двигаясь в гротескной пластике, напоминающей конвульсии и нервный тик. Костюмы выполнены в стилистике «кабаре для бедных» с непременными гигантскими пиджаками. Поскольку речь идет об эпохе НЭПа, присутствуют нарочито безвкусные шляпки с цветами, желтые чулки, клетчатые брюки. Пролетарии и пролетарки характеризуются косынками и брюками, заправленными в сапоги. Кто из них противнее — гегемоны или нэпманы, даже и не определишь. Противны все. Видимо, авторы спектакля решили прибегнуть здесь к приему «черной морали», оставив зрителя без объекта сопереживания.
Впрочем, нет. Сопереживание, вероятно, было запланировано в адрес главных героев — Присыпкина (Михаил Тройник) и Зои (Дарья Балабанова). Во всяком случае, те, кому посчастливилось видеть первую оригинальную версию «Клопа» в постановке Олега Кудряшова более 30 лет тому назад, отчетливо помнят: было сопереживание. Точно было! Потому что персонажи в том спектакле были людьми, а не зомби, как в Театре Моссовета. Может быть, смешными, пародийными, нелепыми, сатирическими, но людьми. В «Щастье» людей нет. Сплошные ожившие мертвецы или заводные куклы. Которых, как назло, заставили петь.
Присыпкин—Тройник, конечно, не виноват, что не поет. Не всех природа наделяет вокальными данными — иначе все бы стали солистами Большого театра. Виноват режиссер, поручающий непоющему артисту такую роль. И вот начинает артист изо всех сил подменять пение… чем? Ясное дело — криком и воплями. А еще — истеричными конвульсиями гопника, распальцовками и не вполне приличными жестами. Как будто уголовник изображает перед «начальником» неизлечимое психическое заболевание. И здесь уже не до жанра — нет ни страданий, ни романсов, ни куплетов, ни частушек. Впрочем, страдания есть. У зрителей с ушами. Дарья Балабанова, играющая Зою, не лишена слуха. Но, увы, этим ее оперные данные ограничиваются. Бесконечный субтон и полушепот, при помощи которого бедная артистка борется с нотами, в слишком большом количестве понаписанными композитором, быстро надоедают. И как-то невольно встаешь на сторону Присыпкина, который предпочитает Зое Эльзевиру в исполнении очень неплохо поющей Глафиры Лебедевой. Действительно, товарищи! За что боролись? За что убили государя императора? Ведь не за то, чтобы слушать этот, извините, «петит истуар».
И вот на фоне таких, можно сказать, классовых противоречий самыми обаятельными героями вышли те, кто имел более или менее человеческий облик и немного голоса: например, секретарь товарища Лассальченко (Дмитрий Подадаев). И пусть в ноты он попадал не всегда, но их у него было немного, и в общем контексте он воспринимался на ура. А вот Антон Амосов в роли Олега Баяна был прямо-таки на месте. Слегка напомнил образ министра-администратора из «Обыкновенного чуда», но это не самая плохая ассоциация, которая может возникнуть при просмотре «музыкального спектакля».
Осталась и неразрешенная интрига. В финале, когда бедный Присыпкин изошелся в крике и судорогах, окончательно опустился железный занавес. А на нем появились лица. Чьи они? — гадала публика. Может быть, жертв ГУЛАГа, большевистского террора или коллективизации? Не желая оставаться в неизвестности, наиболее продвинутые зрители приняли решение считать их просто «светлыми лицами», которых «Щастье» точно обошло. Но на самом деле очень бы хотелось, чтобы постановочное счастье настигло фолк-оперу «Клоп» Дашкевича—Кима—Маяковского. Потому что материал великолепен, свеж и актуален. Классика!
